Он замолчал, чего — то ожидая, и я сказал с досадой:
— Встань! Тоже выдумал: в ногах валяться!
— Погоди! Ты что, не разумеешь? Ты — теперь хозяин Братства! Прикажешь мне завтра мать убить и детей в огонь покидать — без слова сделаю.
— С ума сошел? Да вставай ты, хватит глупостей!
Он медленно, очень медленно встал с колен, а глаза его все так же сверлили мое лицо, и сухой горячечный блеск все так же пылал в них.
— Господи, ну и напугал ты меня! А я уж думал: конец. Началось.
Он все глядел и глядел на меня, жадно, настороженно, нетерпеливо.
— Ты что, впрямь не рад? Иль прикидываешься?
— Рад, наверное, — сказал я честно. — Может, теперь все — таки успеем.
— Наверное! — он горько, как — то мучительно засмеялся. — А я — то всю ночь не спал… день корчился. Все думал, как кланяться пойду. Все, все перебрал… с первого денечка. Да если б ты… ну вот хоть настолечко обрадовался…
— Чему?
Он опять засмеялся — почти облегченно:
— А и правда, господи: чему? Да ты блажной, что ли? Хоть разумеешь какая в тебе власть… сама пришла? За сотню — то лет Братство второй раз Великого выбирает — и на тебе… чужака, пришлого! Да кабы не проворство Сиблово, да не твой язык… не я — ты бы мне в ножки кланялся!
— Ну и что? — спросил я сердито. — Поклонился бы! Может, и лучше…
— Нет! Я тебе за это, может, еще вдвое поклонюсь! Душу ты мне спас, понимаешь? Да я б за такую власть… да я б ни ближнего, ни дальнего… себя бы загубил… может, и Братство… Вот сейчас глянул, как ты без радости… простил! Правы — то они, братцы: тебя можно! Это мне власть для себя нужна… тебе… ну, что молчишь?
— Разговор дурацкий. «Власть, кланяться». Живыми бы остаться, а властью сочтемся. Ты хоть расскажи, а то я не хуже тебя ночь промучался. Все думал, как там… когда прогнали.
Он медленно провел рукой по лицу, словно стер с него недавнюю ярость.
— Обиделся? Нельзя было Салару зацепку давать. Обряд дело такое… его власть. Поломалось — то наше Братство, Великий!
— Забыл, как меня зовут?
— Да нет, сроду не забуду. Но уж коль твоя воля…
— Так что было, Асаг?
— Ну, огонь разожгли, обряды справили… я и говорю: коль беда у ворот, а Старшие не в ладу, пора Великого выбирать. Пусть одна голова думает. Ну, Совет не перечит. Хорошо ты нас перед нами выставил… весь срам наружу. Ну, а коль они согласны, тут я сам себя перехитрил. Говорю: коль один из Старших в Великие уйдет, надо еще одного выбирать. Нельзя, чтоб Старших четверо было… разобьются пополам, и толку не дождешься. Народ опять не спорит: надо — так надо. Говорю: «Братья, а как вам Тилар глянется? Мужик крепкий и ума не занимать». Ну, тут, само — собой, крик. Салар одно голосит, Сибл со своими другое. А Зелор — вот ведь вошь кусачая! — молчал — молчал, да и молвил: Тилар, мол, Гилору — мученику зять. На дочке его женат. Ну и все. Салара как запечатало. Выбрали тебя.
— А потом?
— Потом стали Великого выбирать. Ну, Тилар, всего ждал… Десять камней за Салара, пять за меня, а прочее все тебе. Сидим, глядим друг на друга — и морды у всех перекосило. Мне — то… только срам снести… а Салар ровно удавленник. Я — то… я к тебе один кланяться приду, никто моего стыда не увидит. А ему при всех за тебя молитву читать, клятву брать… еще пожалел я его, дурака!
— Отказался?
— Сам ушел и Тнаг с ним… и еще полтора десятка… считай, две сотни народу из Братства вон.
— А остальные?
— Они ж тебя выбирали, не мы!
— А ты, Асаг? Или никогда не простишь?
— Куда я денусь! Ладно, Тилар, твоя правда… чего считаться? Ты и подо мной ходил, а мной вертел… стерплю.
— Иди ты к черту! — сказал я сердито. — Я — то думал… Если уж с Огилом… ну, хоть один у меня друг остался! А ты… Дорого твоя дружба стоит!
Он пытливо поглядел на меня, усмехнулся.
— А может и не дешевле твоей. Коли не лукавишь, что, мол, дружба, а не служба…
— Только так, Асаг!
— Ну что ж, поглядим. — Помолчал и добавил задумчиво. — Поглядим.
И завертелось колесо. У меня, оказывается, накопилось уйма невыполненных обрядов. Целых две ночи новоизбранный наставник Ларг — возводил меня в надлежащее мне звание. Сначала меня сделали Братом Совета, потом Старшим и только потом Великим. И только на третью ночь я, измочаленный донельзя, сумел собрать Совет.
Ничего я не успел за эти пропащие дни. Только Старшие окружали меня, но Асаг уклонялся от разговоров, Сибл был почтителен до насмешки, Зелор помалкивал и улыбался, а с Ларгом мне было незачем говорить.
Обычные идиотизмы Братства. Нет времени, а мы топчемся третью ночь в развалинах под носом у Баруфа. Отличный случай захватить нас всех — и Братства нет. Пора нам повзрослеть…
Я с этого и начал на Совете: все Старшие должны уйти в подполье. Братья совета постепенно тоже. Пусть Зелор немедленно проверит, кто должен сразу уходить, а кто пока что может задержаться. И пусть никто не мешкает с уходом. Дома оставить, семьи вывезти за город. Есть у кого родня по селам — пусть пока пристроят там. Вот кончится распутица — тогда отправим всех в Бассот, там есть где разместиться поначалу.
Они помалкивали, опустив глаза. Молчание уже перерастало в вызов — Асаг такого допустить не мог, вздохнул и возразил за всех:
— Виданное дело — семьи хоронить! Это ж какие деньжищи нужны!
— У Братства есть деньги.
Они испуганно переглянулись. Еще одна святыня Братства — его казна, что собрали по крохам за сотню лет. Не знаю для чего. Ведь даже Старшие работали как все и впроголодь своим трудом кормили семьи, и никому не приходило взять из казны хотя бы грош.