Рукопись Бэрсара - Страница 229

229

И приходилось начинать сначала, с простых вещей. Казна для Братства, а не Братство для казны. Вы что, забыли: люди в каждом доме знают лишь друг друга и главного, и если выловят всех, то Братству все равно конец. Оно рассыплется, а уж аких сумеет сделать, чтобы оно не возродилось. Я говорил, они молчали, молчали мрачно и почти враждебно, пришлось прикрикнуть:

— Вы что, языки проглотили? Закона никто не отменял — на Совете говорить может всякий. Ну? Или согласны со всем?

Нет, они совсем не согласны. Расшевелились и начали возражать. Были дурацкие возражения — я отбивал их смеясь. Были неглупые — приходилось на них нажимать, чтобы искали ответ сообща. Вот теперь это сборище, наконец, превращалось в совет, и для первого раза это было — ей — богу! — неплохо. Столковались на том, что Старшим, правда, пора уходить, а с Советом можно и подождать. Людей Сибла — все десять домов — стоит собрать в кулак. Пусть завтра же собираются в условном месте. Вряд ли аких теперь станет трогать их семьи: тут мы можем и Садан взбунтовать: почто, мол, правитель обижает старых да малых? А вот как быть с «призраками» Зелора?

— Я — то останусь, — мягко сказал Зелор. — Кто на убогого подумает?

— Страшно, брат Зелор. Ты теперь наша надежда. Если в такой час Братство ослепнет и оглохнет…

— Не ослепнет, Великий. Мои — то люди не в Садане живут, на них тень не пала.

— Сам смотри, брат Зелор. Мы теперь все затаимся, как мыши в норке, чтобы ни один след никуда не вел. А надо ведь всякого обнюхать: не на крючке ли? Большая работа, а времени в обрез — больше двух недель я тебе дать не могу. Успеешь?

Он как — то лукаво повел плечом; лицо его вдруг разрумянилось, похорошело, веселые огоньки заиграли в глазах — и я спросил восхищенно:

— Уже, брат Зелор?

— Может быть, — сказал он лукаво.

— А может, ты и людей акиха нащупал? Их в Садане не меньше трех.

— Пятеро, Тилар.

— А связь у них какая. Сами — то, небось, в город не ходят?

— А странники на что? Много их нынче развелось!

Краем глаза я засек, как удивленно переглянулись Сибл с Асагом. Вот дурачье! Сами себе цену не знают! Почти влюбленно я глядел на Зелора, на ожившие его, полные смеха глаза и умный лукавый рот; мы с ним играли в замечательную игру, и я наслаждался это игрой не меньше, чем он.

— А у тебя — то самого странники есть?

— Как не найти, товар ходовой.

— А если этим пятерым связь перемешать? Чтобы и не знали, что кому говорить?

Он опять лукаво повел плечом.

— А почему и нет, Великий брат?

— Значит, не пропадем, брат Зелор?

— С тобой — то? Не пропадем!

Асаг хотел уйти со всеми, но я его задержал. Ходил по тесному пятачку в кругу догорающих факелов, и все не мог успокоиться, не мог погасить улыбку, и Асаг хмуро водил за мной глазами. Наконец я себя унял. Подошел к нему, положил руки на плечи.

— Все злишься на меня, Асаг?

Он поглядел — вовсе не хмуро, а грустно, и покачал головой.

— Не злюсь, а завидую. Как это у тебя, а? Я ж Зелора десять лет знаю… всю подноготную… а, выходит, не знал?

— Люблю я вас — вот и все. Какие же вы люди! Сами себе цену не знаете. Эх, дожить бы, чтобы на вас никто сверху вниз глянуть не посмел!

— Да нет, — сказал Асаг, — не доживем. Больно надолго загадываешь. А и чудно мне, Тилар!

— Что?

— Да вот, гляжу на тебя: откуда ты такой? Из Балга, говоришь? Ох нет, в Балге, чай, люди — как люди… другой ты.

— Ну и что?

— Да вот боязно мне. Больно ты светел для нашей жизни. Погасим.

Это было чертовски тяжелое дело. Работа, работа — день и ночь, почти что без передышки, и опять проклятое время уползает из рук, не дает себя обогнать.

Это было чертовски хорошее время. Никогда раньше мне не работалось так легко; все получалось, я все успевал; усталость словно не брала меня, и угрюмые лица моих людей оживали рядом со мной.

Не потому, что это первая только моя работа. Просто мне еще не пришлось заплатить за нее.

Я знал, что все еще предстоит. Я знал, что, как только мы кончим дело, и я сразу — всех в одну ночь — уберу из Квайра своих людей, Баруф поспешит нанести удар по тем, кто остался.

Две сотни людей, которых мы не спасем, потому что мудрая конспирация Братства разбила людей на разобщенные группы, каждая из которых знает только своих. Потому, что идиотская дисциплина Братства требует повиновения лишь одному — своему главному, Брату Совета. Глуп он или умен, прав или не прав — но слово его для тебя закон, и твоя жизнь у него в руках. Только у Сибла и Зелора кое — кто из доверенных знал своих Старших в лицо, до остальных их приказы доходят только через братьев Совета.

Страшно инерционная, медлительная система, приспособленная только для обороны. Глупая система, когда из — за тупого упрямства немногих обречены на гибель сотни людей.

Нет, мне не в чем себя упрекнуть: я пытался кого — то спасти. Через дома Сибла — людей Зелора я не мог раскрывать. Старшие не одобряли эту затею: Асаг уговаривал, Сибл хмыкал, Зелор улыбался с кроткой насмешкой, — и они, конечно же, были правы. Только двое — двое из двух сотен! — сумели поверить нам. И все — таки это я был прав: когда грянет беда и заплачут в Садане, они не станут меня винить.

Я все — таки очень надеялся на дальнозоркость Баруфа. Не станет он затевать показательных казней и плодить новых мучеников на радость бунтовщикам. Кое — кто может и уцелеть. Мелкая сошка — те, кто мне нужен.

Время шло, и мы не сидели без дела. Мы все успели — с такими помощниками мудрено не успеть. Оказывается, что я тоже не знал им цену.

229