Они шли как тени среди теней, и это было похоже на цепь, но багровое уже выдавалось наверх, собралось над головой в тяжелую тучу, и в этой туче шли перевернутые фигурки солдат, дробились, корчились, меняли очертанья, и фигуры, которые двигались мимо них, тоже меняли свои очертания; тонкие фигуры людей превращались в кусты разрывов, огненные столбы вырывали конечности из земли и, раскинув щупальца, бежали вперед; откуда — то появился танк, он мчался прямо на них, но это был уже не танк, а боевая машина с побережья; башенка излучателя вылезла из — под брони, черное жерло уставилось прямо на них, Алек прыгнул вперед, заслонил Инту, но жерло перекосилось, превратилось в зубастую пасть, плюнуло тонкою струйкой вонючего дыма, и они прошагали сквозь танк, словно это был туман; сон, подумал Альд, Казарме снится, но тени уже ушли, перед ними была стена, и они прошагали сквозь стену; просто вошли в нее, как в черный туман, а потом туман разомкнулся, и не было никаких стен — только лазурная степь во все концы и белесое небо над головой.
— Прорвались? — с сомнением спросил Альд, и Инта глянула на него. На него. На Алека. Опять на него. И принялась хохотать.
Они хохотали как дураки — до слез, до икоты, до боли в боку. Потому что они прошли. Потому, что серебряная чешуя Легиона растаяла без следа, и каждый из них был такой, каким он покинул свой мир.
Алек — весь пыльный и небритый, в форме, выгоревшей добела.
Инта — статуя из черного камня, затянутая в блестящий мундир.
Но Альд… вот кто красавчик и франт! В обрывках голубенького комбинезона, с цветастым платком на курчавой гриве, с ножнами на поясе, с пустой кобурой на бедре…
— Нич — чего себе! — сказал Алек. — Хорош!
— Полгода в горах, — ответил Альд и невесело усмехнулся. — Ладно, не нравлюсь, так на Инту гляди.
Алек поглядел. И покачал головой. И показал на три золотых шеврона.
— А это что?
— Коммодор.
— Флот?
— Космический, — очень сухо сказала она.
Алек насупился, но зато усмехнулся Альд. Стоял и глядел, качаясь с носка на пятку, и к его усмешке очень бы пошел лучемет.
— Ну? — ответила Инта его враждебному взгляду. — Как там зовут твою планетку?
— Латорн.
— Первый раз слышу. Успокойся, с вами мы не воюем.
— В твое время, — спокойно отозвался он.
— Боюсь, что нам не до захватов. Тут бы самим отбиться!
— Ты зря волнуешься, Инта. Я понимаю: тебе никто не приказывал нападать на Латорн.
— Мне никто не приказывал и защищать Ордален, — сказала она надменно. — И никто не приказывал встречать с тремя крейсерами эскадру. Я погибла у Ордалена в 204—м году, и откуда мне знать, что было потом!
Повернулась и куда — то пошла, и они привычно затопали вслед.
Они шли по как будто живой, неспокойной траве, и с белесого неба как как будто бы чуть пригревало. Было очень приятно идти: не в строю, не в цепи, не в бой, не в Казарму — куда — нибудь.
Они шли и молчали, и молчанье нарушил Альд, потому что тут нечего и не с кем делить:
— Чего — то слишком легко мы прорвались.
— Мы не прорвались, — сказала Инта. — Это просто другая игра.
И они увидели Город. Они подходили к Городу, а он приближался к ним. Сначала плотная кучка башен. Потом башни раздвинулись, расползлись, выпустили поросль домов. Потом раздвинулись и дома, открывая прорехи улиц.
Мы шли по истоптанной мостовой, по стертым усталым камням, и к нам подползали дома…
— Это ловушка, — сказал Альд.
— Просто Город, — сказала Инта, — только тут никто не живет.
Алек не сказал ничего. Просто город или просто ловушка, но я тут уже бывал. Взаправду или во сне, но мы сейчас повернем, а там будет дом — утюг и полосатый навес…
И они повернули; там был дом — утюг и полосатый навес, и у входа кто — то стоял.
Сейчас он окликнет меня…
— Алек! — крикнул тот, у дверей. — Ночь творения! Алек!
Почти человек, в Легионе сошел бы за земляка…
— Ты что, не узнаешь?
— Нет!
— Только выскочил?
Алек опять промолчал. Глядел на него сверху вниз и поигрывал желваками. Хряснуть, что ли, его по башке, чтобы не веселился? Если ты ушел, так чего ты здесь? Или это и вся свобода?
— А вы что, вместе? Так и рванули?
— Ага, — ответил Алек. — Так и рванули.
Знать бы, откуда я это помню, когда я ходил по этим улицам и заходил в этот дом…
— Что? — спросил незнакомый, — не понимаешь? Пошли к нашим, поймешь.
И они спустились в подвал.
Там были простые столы и простые скамейки, и горел настоящий огонь. Там были люди — так много людей, что разбегались глаза, одни только люди без щупалец и чешуи, и взгляд терялся в однообразии лиц, хоть лица эти были не на один лад, и люди эти наверняка были с разных планет, но после Простора…
Они вошли, и шум голосов притих, и лица поднялись к ним.
— Ребята, — сказал провожатый, — наших прибыло! Этот из моей шестерки. Алек…
— Инта, — сказала она.
— Альд, — представился Альд.
Лица качнулись, что — то бодрое рявкнули глотки, мы спустились еще на ступеньку, поближе к огню, нам улыбались, к нам тянулись руки, и когда мы уселись на могучей скамье, перед нами уже стояли плошки с едою, и пузатый кувшин разливал по стаканам густую струю.
Вот оно что, подумал Алек. Теперь я помню, когда это было, и помню, что было потом. Инта…
Он поглядел на нее и отвел глаза. Тихая женщина со спокойным лицом, а в глазах — только отблеск огня.
А Альду уже хорошо. Рот до ушей, стакан в кулаке, и его уже хлопают по плечу, и он подмигивает в ответ.