Он посмел! Ах, тварь…
Дети Гилора были семьей Баруфа — единственной, какая была у него. Он их любил… только их он просто любил, ничего не загадывая и не примеряя их к цели. И когда он отправил мальчиков в Биссал… да, я знаю, он просто хотел их уберечь от того, что скоро должно начаться. И эта скотина посмела!
Да, конечно, это удар по мне. Но это удар и по памяти Баруфа. Я обязан выручит Карта ради Суил и ради себя самого, потому что меня осудят, если я брошу родственника в беде, но ради Баруфа я должен так это сделать, чтоб Таласар надолго запомнил урок.
Почему, ну почему я не вытащил мальчиков в Кас? Потому что они не хотели. Я их звал…
Врешь, тоскливо подумал я, не очень — то ты их звал.
До сих пор мне везло с родней. Умница Зиран так сумела себя поставить, что наше родство не мешало ни ей, ни мне. Ирсал, как только узнал о моем избраньи, дал мне понять, что Братство выше родства. Брат Совета не может быть ни в каком родстве с Великим. Его жена и дети порой навещают мать, но только с черного хода и когда меня нет в Касе. А что бы я делал с братьями Суил? Отдать их солдатами под команду Эргису? Меня осудят, потому что они — мне родня, и потому, что они дети мученика Гилора. Поставить мальчишек над испытанными бойцами, над людьми, которые им годятся в отцы?
Теперь мне придется об этом подумать. Надеюсь, что Нилаг успеет сбежать. Он служит в Соиме, почти у лагарской границы. Привычная мелкая мстительность Таласара. В свои восемнадцать лет мальчишка успел получить награду за храбрость, сражаясь в Биссале.
Ничего, подумал я, я и это припомню. Если вытащу Карта…
Ладно, Рават, ты этого сам захотел. Я думал начать позже…
Мы встретились с Угаларом, и это была веселая встреча. Он понял мои побуждения, но не простил мне измены. А я подумал, что уже никогда не увижу его.
Мы мчимся в Лагар с весною наперегонки. Деревья покрылись листвой, победный и радостный птичий крик, и солнце, врываясь в разрывы крон, уже не гладит, а припекает. Уже подсохли лесные тропы, и мы не барахтаемся в грязи, а бодро несемся вслед за весною.
И мы догоняем ее в Лагаре. Здесь только — только проклюнулись листья и лишь начинают цвести сады. Мне очень нравится тихий Лагар, его деревни, его дороги, его приветливые городки, его придорожные харчевни с недорогой и вкусной едой.
Лагар — для меня почти эталон. Здесь есть все, что задано Средневековьем, но человеку здесь можно жить. Когда я задумываюсь о Квайре — каким он станет в конце — концов? — мне хочется, чтоб он стал таким. Страною, где можно просто жить.
Ну, слава богу! Хоть одна приятная весть: Нилаг уже в Лагаре. Я не узнал его. Я помнил подростка с задумчивыми глазами, а тут встал на вытяжку рослый солдат.
Он даже нахмурился, когда я его обнял, и стиснул губы, когда я взял его руку.
— Здравствуй, брат! Как же я рад, что ты здесь! Что, тяжело пришлось?
— Нет… Карт… когда брали… он успел дружку шепнуть, чтоб меня упредил. Тот с утра отпросился — и в Соим. Ну, я смекнул: Карт хочет, чтоб я ушел. Ему так проще. Ну, я и ушел.
Как будто из дому вышел. А на деле — три дня через северное Приграничье, которое немногим добрее, чем юг.
— Ну и славно! — говорю я ему. — Мать — то как обрадуется! И Суил. Ты ведь и племянника еще не видел!
— Нет, — говорит он и смотрит прямо в глаза. Ясный бестрепетный взгляд, прозрачный и непреклонный, очень знакомый взгляд, достойный братец моей Суил. — Ты… ты не серчай, Тилар, только я не поеду.
— Почему? Я тебя чем — то обидел?
— Нет. Ты не думай… я тебя почитаю… только неровня мы. Суил… она пусть, как знает… а мы из чужих рук хлеб не едим!
В Тардане я иногда бываю свободен. Работы хватает — и те немногие дни, что я могу здесь побыть, рассчитаны по минутам. Но в гавани, в пестром кипении разноплеменной толпы, когда я гляжу на зеленую даль океана, на грязную грацию здешних пузатых судов…
— Биил Бэрсар! — он робко комкает шапку в могучих руках, привыкших к мечу и штурвалу.
— Рад вас видеть, итэн Лайол!
Еще одно редкое приобретение — Лайол Лаэгу, лихой моряк и отважный пират. Все ерунда, это просто огромный мальчишка, которому хочется поглядеть, что там за краем земли. Я знаю, но не могу рассказать. Кроме торных дорого к побережью Ольрика, есть еще не открытый никем Тиорон. Не открытый, не завоеванный, не разграбленный. Я не хочу ему зла. Пусть все идет своим чередом.
Лайол Лаэгу нашел меня в прошлом году. Не поленился приехать в Кас и добился встречи, хоть у нас как раз была небольшая война.
Огромный человек, робеющий и бесстрашный. Робеющий — потому, что я был последней надеждой, и если я откажу, придется проститься с мечтой.
Как легкое дуновенье бриза в удушье моей несвободы.
Я дал Лайолу денег на океанский корабль и кое — что просчитал. И вот он уже готов, наш «Ортан», стремительный и остроносый, словно вольная чайка в утином пруду.
— Значит, все готово?
— Да, — отвечает он с гордостью и тревогой. — Вот как пройдут шторма, на святого Грата, если господь позволит, отчалим.
— Жаль, что я не сумею вас проводить.
— Жаль, — отвечает он и еще свирепей комкает шапку. И, набравшись решимости:
— Биил Бэрсар, у нас не было разговору… но если я не вернусь…
— Мне будет очень жалко, итэн Лайол. Считайте, что мы — компаньоны, — говорю я ему, — и ваша доля несколько больше моей: вы рискуете жизнью, а я только деньгами.
— Спасибо, биил Бэрсар! Я — хороший моряк, — с простодушной гордостью объявляет он, — если я ворочусь…