— Откуда хочешь. Может, у кого — то из солдат есть родня в Садане.
— Ладно. Чего еще?
— Все, что делается во дворцах локиха, акхона и Тисулара. Кто на доверии, кто в опалке, с кем встречались и, главное, гонцы.
— Ну, ты и запрашиваешь! Что я тебе, господь бог?
— Мы не на базаре, Асаг! Грош цена твоей разведке, если мы не можем опережать врага. Мы должны знать то, что он уже сделал. Хочешь пример? Я узнаю о тайной беседе Тисулара с акхоном, после чего кто — то из них или оба сразу отправляют гонцов в Кайал. Ясно, как день: они уже столковались, и с ликихом, можно сказать, покончено. Но путь до Кайала неблизкий, у нас будет время кое — что предпринять. Ясно?
— Давай дальше, — хмуро сказал Асаг.
— Дальше мне надо знать, что делается в стране. Как с хлебом, платят ли налоги, не бегут ли уже в леса. Как настроены калары, что говорят о войне, как относятся к Тисулару.
— А это еще зачем?
— Затем, что в Квайре, Биссале и Согоре живет треть населения страны. Не грех бы поинтересоваться, что думают остальные две трети.
— Да, — только он почти с уважением, — котелок у тебя варит. Только что в нем за варево, а?
И поехало понемногу — с руганью, со скрипом, с ошибками, но туда, куда надо. Квайр открывался мне, и это был совсем незнакомый, не очень понятный город.
Он открылся с предместий — с Садана и Ирага — ведь это было то, чем жило Братство, что вырастило и питало его. Садан был важней. Я видел его только мельком: те же грязные улочки и убогие домишки, те же угрюмые, испитые лица, та же беспросветная нищета. Даже большая — ведь в Ираге жили вольные люди, а в Садане — подневольные ткачи. Тысяча людей, лишенных всяких прав — даже права поменять хозяина.
Лучшие мастера за день работы получили 5–6 ломбов (а прожиточный уровень 4–5 ломбов в день). Шерстобиты — 4 ломба, чесальщики шерсти — 3. С них драли налоги, вычитали за хозяйские инструменты, за брак (а надсмотрщики браковали до трети работы). Их били плетьми за дерзкое слово, за сломанный станок бросали в тюрьму, за невыход на работу ставили к позорному столбу. Армия доносчиков превращали их жизнь в вечную пытку страхом. Только Братство было у них — единственная их защита, последняя надежда. Это оно усмиряло надсмотрщиков, убивая самых жестоких. Это оно истребляло доносчиков и их семьи. Это оно в ответ на произвол жгло мастерские и склады шерсти.
Братство было таинственно и неуловимо. Темное облако мифов окружало его, и не было в Квайре человека, который осмелится отказать тому, кто скажет: «Во имя святого Тига».
По косвенным сведениям, замечаниям, намекам я уже мог представить структуру Братства. Наверное в нем было не так уж много народу, иначе власти — за столько — то лет! — нашли бы его следы. Большинство — младшие братья — входили в не связанные между собой группы, которые звались домами. Во главе каждого дома стоял Брат Совета, и все они составляли Совет, управляющий делами Братства. Но главные решения принимала совсем небольшая группа — Старшие братья. Их слово было законом, а власть — абсолютной. Асаг был Старшим. Кстати, он вдруг перебрался ко мне в подвал.
— К родичам отпросился, в деревню. Мне — то нынче простор надобен, а попробуй, не пойди на работу!
Я только головой покачал. Этот властолюбивый человек, хозяин над жизнью и смертью сотен Братьев — и вдруг забитый ткач из Садана? Вот тебе и одна из причин неуловимости Братства.
Асаг не сидел на месте, только на ночь он возвращался в подвал. Долго отогревался, медленно ел, чуть не засыпая в тепле. А потом вдруг встряхивался, хитро щурил глаза:
— Ну, что новенького, брат Тилар?
— Начнем со старенького, — отвечал я привычно, и начиналась работа. Это были мои часы: полновластный хозяин становился учеником, и я учил его трудной науке обобщения данных.
Трудно ему приходилось: ум, привыкший к конкретному и простому, очень трудно схватывал суть. А еще заскорузлая корка суеверий и предрассудков: это было достаточно больно — для него, а порой и достаточно опасно — для меня.
Но мы оба уже научились вовремя остановиться, обойти опасное место и нащупать окольный путь.
— Смотри, — говорил я ему. — Вот сегодняшняя сводка. Локих заказал трехдневную службу с молитвами о победе Квайрского оружия. Тисулар задержал выход обозов с продовольствием для армии. Кеватский посланник взял ссуду в банкирском доме Билора. Акхон вызвал всех поделтов на тайное совещание. Поговаривают, что поделт Биссала Нилур будет смещен и заменен поделтом Тиэлсом из ближайшего окружения акхона. Люди Симага арестовали Калса Энасара, старейшину цеха красильщиков, обыска не было, засады в доме не оставили. Ну, какая тут связь?
— А черт его знает!
— Давай разбираться. С чего начнем?
Он хмуро пожимал плечами.
— Тогда со службы. Позавчера прибыл гонец от кора Эслана. К нам он, конечно, не завернул, но мы и сами сообразим. Я вот думаю, что речь идет о крупном наступлении, иначе зачем бы тревожить бога?
— Пожалуй.
— И Тисулар это подтверждает: задержка обозов сорвет или отсрочит наступление. Впрочем, это одно и то же. У Тубара отличные лазутчики, а у наших офицеров длинные языки. Можешь не сомневаться: Тубар успеет принять меры.
— А Тисулару это на что?
— Он боится армии и боится Эслана потому, что у Эслана ровно столько же прав на престол. Пока что Эслан в армии не популярен — он вельможа, а не солдат, но в армии не любят Тисулара, и армия устала от поражений. Несколько удачных операций — и положение Эслана сразу упрочится. А уж тогда…