Я не ответил, и он, спохватившись, быстренько перевел разговор. С нелепым блаженством я слушал о последних дворцовых интригах, о новых податях, о создании сыскного приказа, об отчаянном походе Угалара и ответном походе Тубара…
— Вы улыбаетесь? — вдруг быстро спросил Таласар. — Находите сие несерьезным?
— Нахожу, — ответил я честно. — Тубар просто тянет время. Через месяц — другой, когда начнутся весенние штормы, он получит, наконец, свой тарданский корпус и расколотит нас. Вот только один человек, который может справиться с ним…
— Дос Крир? Увы! Он нелюбим владыкой, и армия ему не доверяет.
— Значит, проиграем войну…
Человеческий голос после горьких дней тишины! Я впитывал его, оживал, смаковал разговор, как изысканное блюдо. И Таласар измолчался тоже. Мы болтали, как двое мальчишек, упоенно, взахлеб, перескакивая с темы на тему. О Равате и о политике Тисулара, о драгоценных квайрских камнях и о свойствах металлов, об интригах Кевата и о суровой зиме.
Потом Таласар предложил мне с ним пообедать, но мы болтали и за столом, и старый слуга улыбался, радуясь тому, как оживился хозяин.
А потом вспомнил о деле.
— У меня к вам просьба, биил Таласар.
— Для вас я готов на все!
— Да нет, это не так серьезно.
— Деньги?
— Пока нет. Какое — нибудь занятие, чтобы скоротать эти дни. Неблагородно, конечно, но не умею сидеть без дела.
— У вас хороший почерк?
— Господи, биил Таласар! Я же иностранец, и в Квайре я меньше года. Почерк ничего, но вряд ли кто — то прочтет то, что я напишу.
— Клянусь солнцем, вы заставили меня об этом забыть! Какое же занятие вы избрали?
— Пожалуй, оружие. Новое ружье не сделаю, но починить, сумею любое.
— Вы оружейник, как и… Калат? — В какой — то мере.
Он поглядел на меня, словно бы сомневаясь, кивнул слуге, и тот приволок разукрашенное ружье. Я усмехнулся, вытащил из кармана свои инструменты (тайком от Баруфа я их все — таки прихватил) и мигом его разобрал. Лопнула спусковая пружина. Я показал ее Таласару.
— Могу сделать другую, но это довольно долго. Если у вас еще ружья…
Слуга — он даже шею вытянул, глядя на мои руки — куда — то сбегал и приволок останки другого ружья. Полный утиль — но пружина была цела, я добыл ее, повозился с подгонкой, но все — таки вставил на место. Собрал ружье, зарядил, и, не целясь, выстрелил в угол двери. Слуга с неожиданной прытью кинулся поглядеть, потыкал пальцем в дыру и вернулся с ухмылкой.
— Вот и все, биил Таласар.
Он бережно провел рукой по стволу, отдал ружье слуге и отослал его.
— Думаю, мы это устроим. Оружие нынче в цене. Ваши условия?
— Ну, что вы, биил Таласар! Я полагаюсь на вас. Единственное… я хотел бы получать товар ночью. Скажем, у часовни святого Эбра, что за Ирагскими воротами.
— Хорошо. Через три дня?
— Ну и отлично. Вы чем — то озабочены, дорогой хозяин?
— Признаюсь, — ответил он смущенно, — удивляет такое умение в муже столь много знающем. Только не сочтите мои слова обидными…
— Не сочту. Знание не исключает умения, биил Таласар, но я не всегда был ремесленником. Простите, но я вынужден вас покинуть…
— Разве? — отозвался он со свой мимолетной улыбкой. — Рад вам напомнить, что городские ворота уже заперты!
Пришлось ночевать у Таласара, и только утром я вернулся в Ираг. Так старательно путал следы, что и сам запутался среди задворок. Солнце уже подкатывалось к полудню, когда я добрался до старухиного крыльца. Потоптался, сбивая снег, ступил в сени и сказал — для себя, а не для нее:
— Вот и я, матушка.
И вдруг старуха прервала бессмысленное движение и замерла, вглядываясь в полумрак сеней. Смотрела, смотрела; страх, тревога, боязливая радость тенями протекли по ее лицу. Медленно, непривычно тяжелыми шагами Синар подошла ко мне и робко погладила по щеке.
А к вечеру, конечно, явился Ирсал. Присел, обшарил глазами избу, справился, не надо ли мне чего. Ничего мне не надо. Ирсал кивнул, но уходит не спешил. Сидел себе молча, поглядывал на меня, ожидая, что я скажу. А я ничего не скажу — пусть начинает сам. Мне очень удобно молчать, потому что я занят делом. Выстругиваю из чурки модель спускового гнезда, бессмысленное занятие, но почему бы и нет?
— Где это ты ночью шлялся?
— Я уже взрослый, Ирсал, — ответил я коротко.
Он хмыкнул и сказал — как будто бы без угрозы:
— Смотри, наведешь…
— Вот и позаботься, раз уж следите.
— Ты б потише, парень, — посоветовал он. — Просили тебя беречь, так ведь и понадежнее можно местечко сыскать.
— А если я не боюсь? Не стоит меня пугать, Ирсал.
— А то?
— Ну, чего бы я стал грозить? Да, кстати. Дня через три я опять гулять пойду. Присмотри. Заодно и поможете — чего зря мерзнуть?
— П — пошел ты! — выдавил Ирсал сквозь зубы. Выскочил, не прощаясь, еще и дверью хлопнул.
Мне стало куда веселее жить. Устроил себе мастерскую у окошка: полочки для инструментов, рабочий столик, собрал тиски, приладил зажимы.
Старуха ходила за мной. Она оживала на глазах — и это было немного жутко. Случайно сказанное слово — и вдруг открылась заветная дверь и выпустила в мир человека. Одно только плохо: она считала меня одним из умерших сыновей, сама не очень знала которым и называла то Равлом, то Таргом. Сначала мне было не по себе, я чувствовал себя самозванцем, но это довольно быстро прошло. Пусть хоть по ошибке она получит немного радости, ну, а я — немного тепла.
Потом я получил в условном месте ружья и жадно набросился на работу. В деньгах я не нуждался — Баруф мне оставил, да и — просто я кое — что задумал. Мы ведь очень нуждались в ружьях. Их почти невозможно купить: система ограничительных пошлин делает для мастеров невыгодной свободную продажу, выгодней беспошлинно сдавать их в казну. А вот старые раздобыть, пожалуй, несложно. Стоит потолковать с Таласаром. К весне у меня будет небольшой арсенал…