Рукопись Бэрсара - Страница 165

165

Жег себя, а Хэлан был спокоен. Думал: пропаду, задавит проклятая мертвечина, вон до чего дошел — покойники мерещатся. А вышло наоборот. Спал на постели, где кто — то умер, ел оставленные мертвецами запасы, дышал десятилетней затхлостью — и ничего не мешало.

Была работа, которую он не знал, цель, к которой совсем не хотелось идти, безысходное решение, навязанное ему мертвецами — а он был свободен, как никогда. Самая лучшая пора: все уже решено, осталось только сделать. Голова отдыхает: главное есть, а случайного не угадаешь, и совесть угомонилась до поры. (Она еще свое возьмет, стерва такая, а покуда пусть отдохнет, рано ей меня жрать.)

Он глядел со стороны; как корчится Майх, жалел — и не жалел, ведь через это надо пройти, все равно надо, никуда не денешься. Ничего, малыш, не пропадем, это мне еще себя ломать и ломать, а ты… А ты?

А время текло: мчалось, как подстегнутое для Майха, плавно струилось для Хэлана, и он не сожалел о нем, нежась в навязанном покое своей безысходной свободы.

Кончили сборку; Майх остервенело гонял блоки на стендах второй лаборатории, а Хэлан дощелкивал невеселые загадки станции.

Оснащена — то она нехудо. Даже слишком. Две лаборатории, да мастерская, где чего только нет, да хорошая вычислительная машина, да купол наблюдения с мощнейшими локаторами. Наверняка не тюрьму они здесь строили, а что — то военное. Вот только Фаранел им подгадил, старый убийца, не потерпел людей под боком. А Ктен? Строили — то в одно время? Ну да, так, небось, и было задумано: какой — то секретный комплекс. А когда намронскую станцию прикрыли, так и Ктен оказался ни к чему. Вот ему и нашли применение — на свой лад. А раз на Ктене тюрьма, пришлось запечатать и Намрон — самым надежным способом.

Грязная история, обыкновенная до изжоги, и в ней, как в маленьком зеркальце, отражается Мир. Вывороченная, нечеловеческая логика и бессмысленная жестокость.

И горькая мысль: так что же, защищать этот пакостный мир только потому, что если его не защитить, будет еще хуже? Желать ему гибели? Но он прихватит с собой лучших из своих людей, ведь даже лучшие из нас слепы и глухи, и они увидят только то, что Мир, их Мир, гибнет, и его надо спасать. И даже не страх — просто тоскливое недоумение: почему именно я? Что я могу?

…Он сидел рядом с Майхом, пока тот не закончит расчет, и неспешные мысли потихоньку текли сквозь него. Вот сейчас Майх закончит считать, растолкует режимы и уйдет. Хорошо, что я буду один. Все равно я один, когда мы вдвоем, черт его знает что: только научился быть с людьми, и надо терять, надо успеть отвыкнуть, пока мы вдвоем. Майх должен улететь. Да, только так. Приключение длиной во всю жизнь, и ни в чем не виноват. Это мне теперь: что ни сделал — все равно виноват…

— Хэл! — окликнул Майх, и он спокойно поглядел на него.

— О чем ты сейчас думаешь?

Странный вопрос. Хэлан даже растерялся чуть — чуть, вот и брякнул первое, что пришло на язык.

— Сижу да гадаю, как это мы мимо кошки в норку проскочим.

— Должны проскочить. Совместное изобретение Нилера и Тенги. Контризлучатель… ну, понимаешь, такая штука, которая сделает нас невидимыми для локаторов.

— А в оптике?

— У ЮЛ поглощающее покрытие, да и масса всего 5 тысяч.

— Вот так все просто? А если погремушка откажет?

— Надеюсь, что не откажет, — медленно сказал Майх. — Я очень хочу, чтобы она не отказала, потому что у меня есть еще кое — что.

— Оружие?

— Да, — так же медленно и четко сказал Майх. — Извини, Хэл, мне пришлось дать слово, что никто не узнает, как это работает. Даже ты.

— Понятно. — А душу кольнуло: и ты дал?

— И я дал, — ответил Майх — прямо на мысль. — У меня не было выбора, Хэл. Думал: ты поймешь.

— Почему ж не понять? Пойму.

— Обиделся?

— Не очень. Значит, если откажет…

— Да, — холодно ответил Майх.

— И что, эта штука — она целый корабль может прихлопнуть?

— Да.

— А сколько на нем народу?

— От пятидесяти до ста человек — в зависимости от класса.

— Ну что ж, совсем не дорого, раз ты по Тгилу соскучился.

— А ты, конечно, не станешь защищаться, если на нас нападут!

— Не знаю. Я себя тоже не в грош ценю, но чтобы полсотни за одного…

— Дело только в нас?

— Нет, — сухо сказал Хэлан, — не только. Дело в том, что за тобой стоит.

— За мной или за нами?

— За тобой. Ты уже не маленький, Майх, нос вытирать научился. Должен был понимать: раз взял оружие, значит, и в ход его пустишь, если придется. Ради чего?

— Интер — ресный разговор. От кого бы и ждал… Можно подумать, ты оружие в руках не держал!

— Держал, конечно, и еще подержусь. Только ты мое оружие со своим не равняй. Моя пукалка — это один на один, если что, мне смерть — им сон.

— Интер — ресный разговор, — снова сказал Майх. — Значит, им можно нас убивать, а нам их нельзя? Трое на Гвараме, десять здесь, сколько на Ктене? — и они правы, а я нет?

— Может и так. Им — то есть ради чего убивать. Они свой Мир караулят, чтоб, значит, никто не навредил. А ты?

— А я бы просто их всех… сколько есть!

Встал и ушел.

И — как сломалось что после того разговора. Хрустнуло и пропало. Вроде, все то же: вместе работали, вместе ели, вместе выходили в знобящую красоту Намрона — вместе, но не вдвоем. Майх уходил, обугливался в огне своего нетерпения, замыкался в остервенении работы; им уже не о чем стало говорить — только о деле, и они говорили только по делу, а когда замолкали, подступала тишина мертвой станции, поглядывала из — за плеча, вздыхала за спиной, и тогда Хэлану казалось, что они с Майхом тоже мертвецы — последние из мертвецов этого мира.

165