— И что вы вы играли? — спокойно ответила Инта, и в лице ее больше не было страха. — Во Вселенной достаточно много таких, как мы. Когда — нибудь они навестят вас опять, и сколько тогда вы заплатите за свободу?
Альд обернулся и поглядел на нее. А потом тяжело отошел и сел в свое кресло.
И — тишина.
— Ты — женщина, — сказал наконец Дарен, — и ты — солдат, а, значит, убийца. Не понимаю. Мне пришлось убивать, спасая свой мир, и эта тяжесть лежит у меня на душе. А ты?
— Точно так же: спасая свой мир, — неохотно сказала она. — Тогда мы еще защищались, — сказала она, — и, может быть, мы тогда защитили вас. Ты просто не знаешь, что такое война.
Старик усмехнулся — мол, это я не знаю?
— Конечно не знаешь. Ты сам говорил, что вы не умеете воевать, a в нашей истории, кажется, нет ни единого года без войн, и эта, моя война, затянулась на два поколения. Война любит лучших, — угрюмо сказала она, — и если бы воевали одни мужчины, она бы сожрала всех честных и смелых за несколько лет, и женщинам все равно бы пришлось воевать, спасая ублюдков и трусов. Мы выращены войною, — сказала она, — и то, что такие, как вы, привыкли считать несвободой — для нас просто жизнь.
— Тогда хорошо, что вас нет.
— Не радуйся, — грустно сказала она. — Мы были всего лишь одними из многих. Война к вам вернется, — сказала она, — и сделает вас такими, как мы — или сотрет навсегда.
— Нет! — закричал вдруг Альд, — нет!
— Да, — спокойно сказала она. — Знаешь, что не смеет тебе рассказать Дарен? Вы стали другими после этой войны. Вы отдали лучших — и теперь лучший тот, кому удалось выжить. Так?
— Так, — ответил Дарен. — К сожалению. Настоящие герои забыты, очевидцы, никому не нужные, умирают от давних ран, а в героях теперь другие — те, кто спрятался от войны. И жизнь идет как — то иначе — в суматохе и лжи, и такие, как Альд — привыкшие жить по чести, сейчас не в моде. Ну и что? Это пройдет. Мы жестоко переболели войной, но Латорн выздоровеет. А если он будет здоров, мы сумеем себя защитить.
— Не знаю, Дарен, — угрюмо сказал ему Альд, — недавно я тоже так думал. Но там, где я был… это очень скверное место, там тысячи разных существ… люди или не люди… но все они принадлежали войне. И когда я думаю: сколько же их таких во Вселенной? И что будет с Латорном, если это повториться еще хоть раз?..
Они говорят, а к Алеку подобрался сон. Огонь в камине и мягкие взмахи теней, и вещи то прячутся в темноте, то выступают вперед, а могила на перевале давно забыта, и пыль затянула узоры чужих письмен. Они говорят, а колокол на Последней косе уже отзвонил по нас… Спросите меня, что такое война, подумал он, чистюли чертовы, что вы можете знать… А волны ползут себе на косу, и размашистый проблеск маяка…
…Размашистый проблеск маяка, но ветер упруго ударил в лицо, и мы оказывается идем по черной равнине — к маяку.
Ветер в лицо, и звезды вверху, и хрустит под ногами спекшийся шлак…
Луч метнулся по небу и лег на нас, и мы теперь идем по лучу. Светящийся коридор, в котором мы, и ночь по бокам, и черная тень впереди…
Первая — Инта, за ней я, а Альд топает позади, что — то случилось, подумал он, только я не пойму… Нечего понимать, подумал он. Накрылось одно вранье, пойдет другое.
Светлый коридор и черная башня, обозначенная светом в ночи, и кто — то стоит и ждет.
Они прошли мимо серых, и серые козырнули, а Инта только кивнула в ответ.
Круглая штука легла под ноги, выпустила лепестки из брони и унесла нас наверх.
Наверху были черные, они козырнули, и Инта кивнула в ответ. Пол потек под ногами, понес вперед, а черные смотрят вслед.
«Инта», хотел он сказать, но не смог — не было Инты, был коммодор. Или была? подумал он, нет, все равно, не она и не он — черная фигура с шевронами на рукаве, и встречные молча вытягиваются во фрунт, и тоска, от которой впору завыть: нет ее. Я ее потерял.
— Твой корабль? — спросил Альд из — за спины, и она не оглядываясь кивнула. Ее корабль и ее экипаж, и упругая тяжесть спокойной воли: мы не смеем уйти, и никто не смеет спросить, кто мы такие и как мы сюда попали.
Круглый отсек, полный людей и приборов, черные с золотом, офицерье, подумал Алек, злоба и торжество: пяльтесь, скоты, все равно это меня она любила. Хоть на минуточку — но меня.
— Слушаю, — сказала Инта.
Они докладывают один за другим, а мы стоим у нее за спиной, и в глазах у Альда черный огонь. Вот дурачок, подумал Алек, нашел на кого сверкать. Тоже тени, такое же трупье, как и мы…
— Хорошо, — сказала она. — Занять места по стартовому расписанию. Готовность — 10 минут. Останьтесь, Джарг, — сказала она им в спины, и рослый с одним шевроном вернулся назад.
— Вы ознакомились с последней депешей из штаба? — очень холодно спросила она. Джарг покосился на нас.
— Это уже безразлично, — сказала она, и Джарг опустил глаза.
— Я принял депешу, но она зашифрована вашим личным кодом.
— Который вам сообщили в четвертом отделе, — равнодушно сказала она. — Так вот, Джарг, этот приказ я выполнять не намерена. Я остаюсь у Ордалена. Как вам будет удобнее умереть: на боевом посту или в карцере?
Он глядел на нее с ненавистью и восторгом, и ни капли сомнения не мелькнуло на жестком лице.
— Если позволите, на посту.
Повернулся, чтобы идти, и Инта негромко сказала в след:
— По боевому расписанию ваше место в этом отсеке.
— Я знаю свое место, коммодор. Я обязан уничтожить…
— Оставьте, сказала она с усмешкой. — _О_н_и_ это сделают сами. Вместе с крейсером.
— Это было действительно необходимо? — спросил ее Альд. — Столько людей…