— Не знаю, — ответил он.
— Ты здесь давно?
— Бросков пятнадцать.
— А почему ты говоришь «бросок»?
— А как? Включили, бросили, подобрали, выключили.
Альд поглядел, постучал пальцами по столу и вдруг сказал:
— Алек, поищем малышку!
— Зачем? — вяло спросил он. Все равно ему было. Наплевать.
— Вот чудак! У нее же все нелюди. Одна сидит.
И они пошли.
Простор и правда был пустоват, а столиков сосчитать по пальцам, и только в третьем секторе они отыскали ее. Вовсе она была не малышка, нормального человеческого роста, просто кругом одни нелюди, при которых и мы — мелюзга.
Они подходили к столику, и она смотрела на Алека, только на него. Спокойные темные глаза и спокойные темные волосы, а лицо… Сначала оно показалось не очень красивым, потом очень, а потом это стало все равно: такое, как надо, единственное, которое может быть.
— Меня зовут Алек, — сказал он хрипло. Всегда так начинают, теперь только ждать, ответит…
— Инта, — сказала она. И голос у нее был спокойный — негромкий, уверенный голос. — Ты с Земли? — спросила она, и Алек совсем обалдел. Стоял и молчал, пока Альд не пихнул его в бок.
— Да, — ответил он запоздало. — С Земли. Только откуда?
Она засмеялась. Очень хорошо она засмеялась… как живая.
— Ничего, — сказала она, — я тоже не помню. Домик в саду и дождь — а больше ничего.
Что — то прошло по душе, но Альд уже влез в разговор. Он был еще очень живой, Альд, прямо завидно, сколько в нем всего. Интересно, когда мы забываем: когда отключают или когда бой?
— Ты здесь давно? — спросил Альд.
— Не помню. Дней… — она поколебалась и договорила, как вышло, двенадцать.
— Двенадцать бросков? А у меня был шестнадцатый!
— Нич — чего себе! — сказал Альд. — Ну, ребята, видно и местечко эта ваша Земля!
И еще минутка, последняя, вот — вот отключат.
— Инта, — тихо сказал он. Темное, теплое, мохнатое. Он прижал это к себе, улыбнулся и исчез.
Они пережили еще два броска. По — всякому ложилась карта, но всегда к добру. Им пятая — ей шестая, им четвертая — а ей опять седьмая. И каждый вечер они собирались втроем. Говорили? А о чем им было говорить, беспамятным и незнающим? Только Альд суетился, вопросы все перли из него, дурацкие вопросы, на которые нет ответов — мы молчали. Молчишь и смотришь на это тихое лицо, на тоненькие морщинки у глаз и жилочку на виске. Смотришь и думаешь: а завтра опять…
Господи, если ты есть, пусть меня, а не ее…
Господи, но тогда ведь я ее не увижу!
Они уже встали, чтобы уйти, и она вдруг спросила:
— Алек, ты еще ведешь свой расчет?
— Бросил, — ответил он удивленно.
— А я веду.
Она улыбнулась, но улыбка была не ее, и она не пошла к себе, а глядела им вслед.
В Просторе было почти темно, и свистки торопили их. А когда он понял и ринулся назад, сектора уже перекрыли, и некуда стало бежать.
Он давно уже не стонал от ран, но сейчас он стоял в своей конуре и мычал от тоски.
Ее группу три раза отводили назад. Седьмая, шестая и опять седьмая цепь. Господи, сволочь ты такая, неужели первая цепь? Господи, я ничего такого не сказал, только пощади! Меня, меня, меня, а не ее, господи!
Он все — таки увидел ее в передней цепи. В первый раз он боролся с Сигналом — и проиграл. Ноги шли, руки стреляли, и только глаза были его.
Раньше он не смотрел, как выметают первую цепь. Отсюда не видно, кто где. Просто серебряные искорки в черном дыму. И — все. Погасли.
Он все равно смотрел. Ноги шли, руки стреляли, а он смотрел. Оказывается, когда распыляют, не сразу исчезаешь. Разбрызгиваешься в облачко, а уж потом…
Только его не распылили. Он прошел весь бой до конца, до серебряной стены, и вывел с собой четверых.
И они сидели с Альдом вдвоем, потому что больше некуда было идти.
— … — говорил Альд. Он глядел, как шевелятся губы, но ничего не понимал.
— !.. — говорил Альд. Он хотел что — то понять, но не смог.
Ушел к себе, повалился, уставился в потолок. И его отключили.
— Алек! — говорил Альд.
Двадцатый бросок думал он, чего же они тянут, сволочи?
— Алек! Дубина ты штурмовая! Слышишь, что я говорю?
Он вяло покачал головой.
— Алек, слушай, тут что — то не так.
Все не так, подумал он.
— Когда распыляют… это не уничтожение, понимаешь? Какой — то переход… пространственный?
Он остановился, глядя на Альда, и сразу Сигнал толкнул вперед.
— Может попробуем, а?
— Ты спятил, — сказал Алек. В первый раз он что — то сказал, и Альд облегченно вздохнул.
— А что нам терять?
— Сигнал, — сказал Алек. — От него не уйти.
— А помнишь, как Инта? Выкатиться из цепи — и все.
— Алрх! — властно сказал Алек. — Примешь группу… если я… того.
Черные вихри гуляли по черной земле, светлые тени текли, пробиваясь сквозь мрак, и стены Казармы уже серебрились вдали.
Он шел вперед без мысли и без боли — просто шел. Он шел, и шаги привели его в нору; он скинул форму, принял душ, лег — и его отключили.
…Они шли по еще живой лазурной траве, и с белесого неба вроде бы даже пригревало.
— Меня зовут Алек, — сказал он, и старший обернулся к нему. Такой вот красавчик три на два, весь в шипах, наростах и вздыбленной чешуе.
— Алоэн, — булькнул он и хвостом дернул по ногам. Слева шел человек по имени Альд, справа двуногий и двурукий Алул. Хорошая группа, подумал он, будет с кем говорить, если вернусь, и тут шатнулась земля и все расплылось — это их накрыли полем, до поры прикрыв от огня
Темно — синее небо Латорна, думал он. Очень темное синее небо, и плывут облака… Я лежу потому, что ранен, думал он. Я ранен, и поэтому можно лежать и глядеть, как плывут облака.