Когда мы выехали, в Тардан цвели сады. Когда мы ехали через Бассот — голосила пора птичьих свадеб. А здесь уже набухает лето; деревья одеты в листву, и трава по колено.
Счастье — один — единственный миг, вот этот самый, украденный у судьбы…
— Биил Бэрсар! — зовет меня Ланс, и я улыбаюсь ему. Он так завидно и так нескрываемо молод! Ветеран двух войн, владелец высшей из боевых наград и двадцати одного года.
— Приветствую вас, алсах, — говорю я ему — уже без улыбки. Юные ветераны ужасно боятся насмешек, а мои друзья умеют уесть — особенно тихоня Эгон.
— Биил Бэрсар, — говорит он сурово и смотрит прямо в глаза. Честный и бестрепетный взгляд, еще не замутненный войной, еще не омраченный жизнью; мне нравится этот мальчик, но, может быть, завтра я поведу его в бой и позволю его убить, а если и пожалею о нем, то после — когда смогу.
И я уже не противен себе.
— Я хотел бы с вами поговорить!
— К вашим услугам, алсах.
— Насколько я помню, вы звали нас на войну!
— Господи помилуй, алсах! С кем это вы собирались воевать? Пока никакой войны нет.
— Так может, и не будет?
Мне не хочется уходить от солнца и трав, но я ухожу. Приглашаю его с собой и спускаюсь в землянку. Здесь стоит полумрак и запах сырой земли. Здесь стол, за которым можно писать — и все для письма. Подставка, на которой лежит ружье — и все для стрельбы. И маленький вороненный ящик в углу, а вот он для чего — не знает никто.
— Послушайте, Ланс, — сказал я ему, — мне не хочется вас обижать. Мне очень долго не хотелось вас обижать, но, кажется, пора. Когда мы встретились в первый раз, я вам ничего не предложил. Я только просил вас разузнать обо мне. Расспросить подробнее друзей и врагов, чтобы решить, стоит ли вам еще раз встречаться со мной.
— Я это сделал, — сказал Ланс. — Ваши друзья сказали, что вы — храбрец, а ваши враги, что вы — колдун.
— А истина посредине. Я — политик.
Он посмотрел удивленно и засмеялся. Расхохотался, как мальчишка, услыхавший отличную шутку. Мне бы очень хотелось улыбнуться в ответ!
— Боюсь, что из нашего главного разговора вы запомнили только слово «война».
— Я запомнил еще кое — что. Под чужим именем, без славы, почти без надежды. И в случае особой удачи — позорная казнь.
— Очень романтический вариант! Должен вас поздравить: вы запомнили пустяки, а главное упустили.
— Святой Гайт! Если уж для дворянина и офицера позор — пустяки!..
— А вот это и было главным, алсах. Вам следовало забыть, что вы — дворянин и офицер. Вы шли ко мне просто добровольцем, таким же, как любой из наших солдат.
— Ну, был такой разговор, — согласился он неохотно.
— Не разговор, а условие, и вы его не выполняете. Мне очень жаль, Ланс, но если это для вас невыполнимо, нам стоит расстаться. Вас никто не упрекнет…
— Никто? — он перегнулся ко мне через стол, словно собрался боднуть.
— Что я вам сделал, биил Бэрсар? Что я вам такого сделал, что вы решили меня опозорить? Я…
— Довольно, Ланс! В нашем уговоре есть такой пункт: всякий, кто передумал или кому не нравлюсь я, может нас оставить. Конечно, до начала дела, потом, боюсь, это будет… сложно.
— Думаете, я струшу?
— Да бросьте вы эти глупости, — сказал я устало. — В нашем деле храбрость… это так. Для личного употребления. Ваша храбрость понадобится вам самому. Мне от вас нужно только послушание. Вы что думаете, мы здесь подвигами заниматься собрались? Не — ет. Мы здесь для того, чтобы сделать невозможное. Работа, конечно, грязная, но после нее все наши подвиги на войне — преснятина. Но…
Он усмехнулся.
— Но проглоти язык и слушай команду?
— Да. Пока хоть чему — то не научитесь.
— А вы… добряк, биил Бэрсар, — с угрюмой усмешкой сказал мне Ланс.
— Все наверняка? Если я вас сейчас брошу — значит, трус? Если не стану вашим слугой послушным — значит, дурак и слабак. Не понял, что обещал, а то, что обещал — не смог выполнить? А если я сейчас вас ударю?
— Позову Дарна? Вы что думаете: я драться с вами стану? Рисковать страной из — за мальчишки?
— А за мальчишку…
— Запишите где — то для памяти. Выживем — сочтемся.
— Хорошо, — сказал он угрюмо. — Я принимаю ваши условия. Приходится принять. Но мы сочтемся.
И тут, наконец, я смог улыбнуться. Если будем живы…
А ночью ожил передатчик. Страшный и упоительный звук — он бы поднял меня и со смертного ложа, и пока я бежал к нему, сквозь томительный ужас начала все равно пробивался восторг. И когда я нажал на кнопку и услышал голос Эргиса — сквозь дали, сквозь леса, сквозь многие дни пути… все равно, что он говорит, просто радость…
— Выступили, — сказал Эргис. — Идут покорпусно. Арьергардом командует Абилор.
— Слышу, — ответил я. — Проводи их до границы. Встреча — где условились.
Началось! Я не дал себе думать об этом, чтобы допить свою радость. Перешел на другую волну и вызвал Сибла. Сквозь дали, сквозь леса, сквозь многие дни пути.
— Началось! — сказал я ему. — Выходите прямо с утра. Иди на Биссал. Люди Эгона встретят вас у границы.
— Во имя святого Тига! — гаркнул Сибл. — Живи, Великий!
Сегодня захвачен Балнор. Терновый венец границы — четырнадцать крепостей, и не обойдешь ни одну. Фортификация Приграничья: деревянные стены покрытые слоем земли, гарнизон из смертников — и жестокий расчет. Каждая крепость продержится несколько дней. Каждая крепость сожрет несколько тысяч кеватцев.
Балнор защищали саданцы.