— Да будет так, биил Эраф. Я тоже хочу этого.
— Я думаю, мне не надо говорить о миссии, приведшей меня в Кас?
— Не надо?
— Ох, уж этот Кас! — сказал он со смехом. — Тайные переговоры здесь надлежит вести во весь голос на торговой площади, ибо Кас не видит лишь того, что на виду!
— Вы правы, биил Эраф, но тогда это видит Кайал. Значит, вас интересует кор Эслан?
— Да, — сказал он серьезно, — потому, что медовый месяц власти кончился. Народ пока верит акиху, но калары потеряли терпение. Ни для кого не секрет, что выборы нового владыки столь… э… безуспешны.
— Это никогда ни для кого не было секретом, биил Эраф.
— Да, и многих это устраивало, поскольку сам аких не претендовал на престол. Калары имели основание почитать, что сие лишь вопрос времени…
— И согласились подождать, пока Огил спасет страну?
— Вы, как всегда, правы, биил Бэрсар. Но теперь, когда появилась новая фигура… наследник. Вы ведь понимаете?
— Они правы: другой возможности забрать власть у них не будет. Но Эслан? Он ведь из тех, что никогда не идут до конца.
— Это сделают за него, биил Бэрсар. Пока кор Эслан — фигура, которая всех устраивает. Единственный претендент истинно царской крови… и ничем не замаран. Конечно, есть и другие способы… но знаете, не хотелось бы. Скажу вам честно: мне нравится кор Эслан.
— Не надо со мной хитрить, биил Эраф. Если с кором Эсланом что — то случится — от вас отвернутся и Лагар, и Тардан. Скажите — ка мне лучше: вы ведь знали, что кор Эслан не вступит с вами ни в какие переговоры. Зачем вы взялись за это дело?
Старый хитрец поглядел на меня невинно.
— Видите ли, дорогой биил Бэрсар, сиятельный аких предоставил мне достаточную свободу действий.
— Достаточно для чего?
Он мило улыбнулся, развел руками, и я невольно улыбнулся в ответ. Значит, вон оно что? Я даже не представил, а просто увидел эту сцену. Я мог бы пересказать ее слово в слово. И то, как Эраф позволяет себе заметить, что, без помощи соответствующих лиц в Касе, успех его миссии вызывает сомненье. И великолепно равнодушный ответ Баруфа:
— Это ваше дело, досточтимый гон Эраф. Меня не интересуют подробности.
Тепло и боль: словно прикосновение дружеской руки, словно привет, донесшийся через пропасть. И печаль: как она глубока, эта пропасть! Никогда нам ее не перейти…
— Мне очень жаль, биил Эраф, но вы меня переоценили. Может, через несколько дней…
— Вас не будет в Касе? — спросил он невинно, и я понял: Эраф знает и о гонце. Ах, старый хитрец!
— Может быть.
— Боюсь, что вы сочтете меня навязчивым, но смею надеяться, что их сиятельство царственный кор Эслан не откажется принять вас сегодня вечером.
— Мне кажется, биил Эраф, вы забыли, что я теперь — свободный человек и даже не квайрский подданный!
— И это дает вам возможности, о которых мы, дипломаты на службе, можем только мечтать!
— У меня другие мечты, биил Эраф.
— Биил Бэрсар, — сказал Эраф сурово, — я готов принести вам всяческие извинения — по форме, но не по существу. Я — слава Господу! — узнал вас немного и никогда не поверю, что, освободив себя от службы акиху, вы освободили себя от служения Квайру! Позвольте мне в память нашей прежней приязни обратиться к вам с просьбой…
— Которая ставит меня в неловкое положение!
Опять он мило улыбнулся.
— Отнюдь! Смею вас уверить, вы проведете вечер весьма приятно. Кор Эслан — очаровательный собеседник… скучно вам не будет!
Мне не было скучно — старик оказался прав, и кор Эслан был действительно очень приятен. Красавец с серебряными висками, чеканным профилем и безвольною складкой губ. Породистое лицо, в котором ирония искупает надменность, а тайная неуверенность привычку повелевать.
Он встретил меня приветливей, чем я ожидал — не встал, конечно, но слегка поклонился и предложил мне сесть. Отпустил слугу и сказал неожиданно просто:
— Я многое слышал о вас, досточтимый биил Бэрсар, и, признаюсь, не всему верю. Надеюсь, вас не обидит, если я попрошу вас повернуться к свету?
— Как вам будет угодно, царственный кор.
— А в вас видна природа! — воскликнул он живо. — Старый род, а? И наверное не боковой… отросток, я это сразу чую. Старший сын или даже единственный. Так? Покажите руки! Да, кровь хороша, но работу черную знали. — Он притронулся к моей изуродованной ладони и заглянул в глаза. — Божий суд? Вы умеете делать золото из меди?
— Я равнодушен к золоту.
— Значит, эликсир вечной молодости?
— Нет. Только лекарство от голода и насильственной смерти.
— Понятно! Вы надеетесь вылечить Квайр?
— Я — скверный лекарь, царственный кор.
— И вы сами излечились от ненужных надежд?
— Я неизлечим. Именно поэтому я осмелился затруднить вас этой беседой.
— Значить, этот невозможный старец, гон Эраф, сумел и вас втянуть в игру? Но вы ведь уже не служите Калату?
— Я поссорился с акихом, а не с Квайром, царственный кор.
Он невесело засмеялся.
— Очень занятно, правда? Никто столь не печется о Квайре, как иноземцы! Вы ведь с Калатом оба из Балга, я не ошибся? А я — насколько могу судить — чистокровный тарданец, без единой капли квайрской крови. И тем не менее вы, уроженец Балга, требуете от меня, тарданца, жертвы именем Квайра. Я ведь правильно все понял?
— Кроме одного. Не требую, а умоляю.
— И есть различие?
— А кто я такой, чтобы чего — то требовать от вас? Я просто пришел к вам, как изгнанник к изгнаннику, чтобы поговорить о том, что важно и для вас, и для меня.