Рукопись Бэрсара - Страница 2

— Твои слова благородны, сэр Капитан, но в них одно отчаяние, а не разум. Ну, подумай, как мы прорвемся сквозь земли дафенов? Или ты дашь нам большой отряд?

— Нет, — сказал Капитан. — У Орринды слишком мало защитников.

— А если мы даже проскользнем, как мы спасемся в Необитаемом мире, где все так враждебно людям? Нам лучше умереть в Орринде, сэр Капитан.

— Дочь Родрика, я верю в твое мужество и в твой разум. И я послал весть Черному всаднику. Он придет.

— К тебе? — спросила она, и темный опасный огонь зажегся в ее глазах.

— К тебе, — спокойно ответил он. — Среди спутников Родрика был и мой человек.

— Выходит, и шпионы бываю полезны! Ну что же, сэр Капитан. Это безнадежно, но я, пожалуй, рискну. Но сэр Норт должен знать, что командую я! Вдолби ему: я не стану терпеть никаких пилотских штучек. Да, кстати. Я беру с собой одного из своих следопытов. Надеюсь, оборону Орринды это не ослабит?

Она уже повернулась, чтобы уйти, но Капитан смиренно окликнул ее.

— Леди Элура! Пообещай мне, что ты не оставишь Илейну. Совсем ведь еще девочка…

Она поглядела ему в глаза и ответила — неожиданно мягко:

— Священная клятва тебя успокоит? Клянусь Компасом и Звездным путем, что я не оставлю леди Илейну, и если нам суждено умереть, то первой умру я.

Повернулась и вышла прежде, чем он что — то успел ответить.

Ночь. Непроглядная твердая темнота, лишь обломки созвездий в прорехе тропы. И уверенный тряский ход боевого рунга. И тяжелая черная боль. Лучше бы умереть. Проще всего умереть вместе с тем, в чем была твоя жизнь. Я не хочу простоты. Штурманы не признают простоты, это их родовое проклятие. Стены родной Обсерваты, книги, таблицы, записи многих лет, наши регалии телескоп и секстан — все сметено, все потеряно, все погибло. Брат — Эрд! мальчик мой, я учила тебя стрелять и читать, я всегда защищала тебя от отца, ты никак не хотел взрослеть, мой мальчик, будто знал, как мало ты будешь жить. Ты звал меня перед смертью, но я не пришла, мы отбивали приступ на южной стене, а когда я пришла, ты уже умер, и я никогда не узнаю, что ты хотел мне сказать…

Там впереди — движение? Взгляд! Самострел в руках, и палец нажал на спуск, я знаю, куда я попала — в то, что смотрит. Крик и удар тяжелого тела, кусты затрещали — засада, Джер! — но мы пришпорили рунгов и вперед вперед! — меч Норта, тяжелый проблеск секиры Джера, они пропускают нас с Илейной вперед. Вперед! Илейна стиснула свой кинжальчик, неплохо, девочка, вперед! А я обернусь, здесь есть в кого пострелять, их пятеро против двоих, четверых, думаю я со спокойной злобой, мой самострел стоит двоих бойцов. Джер хрипло вздохнул и свалил последнего. Славно! А теперь скорее, ну, вперед! Но нам уже надо сворачивать, Джер спешился и ведет скакуна под уздцы. Пойдем по воде? Да, госпожа, только бы рунги не покалечились, о, как холодна вода! Как страх, что сидит внутри, Илейна, не вздумай слезать! Сэр Норт, ты идешь последним. Но вот мы на берегу, а я не могу согреться, не холод воды, а страх, потому что уже не вернуться, все отрезано навсегда…

— Ишь какая ночь! — говорит мне Джер. — Ни единой луны!

— Офена взойдет перед утром.

— А я про что?

— Ты прав, — говорю я ему. — Можно дать передышку рунгам.

Офена взошла перед утром. Надкушенный розовый плод вдруг выскользнул из — за горы, и выступили из мрака верхушки застывшего леса и черные гребни гор. И то, что неслось по тропе — беззвучная черная тень — вдруг стало двумя существами: человеком и скакуном. Рунг замер, человек поднял голову к небу.

След оборвался. Кисловатый, тревожащий запах страха, он еще висит над тропой, но больше я ничего не чую. Добрая старая Гээт, люди назвали ее Офеной, слово без смысла, как все слова в языке людей. Истинный язык говорит «Гээт» — «Пробуждающая», та, что гасит в тебе темноту, но мне сейчас нужна темнота, _с_э_и_, черное чутье, они хорошо запутали след, и я могу не успеть.

Вперед, подумал он скакуну, и рунг беззвучно пошел впереди.

Быстрей?

Нет, не спеши, нюхай. Этэи, три самца и самка.

Я их не слышу, они не говорят.

Запах, Фоил, ищи запах!

Онои, ты все заглушил, гляди на Гээт.

Офена взошла, и можно продолжать путь. Розовый свет, обманчиво добрый, будто зло и правда бессильно при свете Офены.

Опять мы ушли от тропы. Джер тревожится: то отстает, то нагоняет, то замирает, тревожно слушая ночь.

— Погоня?

— Не пойму, госпожа. Вроде, да… а вроде, нет.

— Подождем.

— Чего, госпожа?

— Подождем, — повторила она, и холодный отзвук металла сделал слово несокрушимым, и насупленный рыцарь Норт не рискнул ничего сказать.

В черную тень под деревом; рунг, вздохнув, как усталый ребенок, сунул морду в траву. Если _О_н_, нам недолго придется ждать.

Им недолго пришлось ожидать. Черное пятнышко, быстрая тень, рослый всадник на рослом рунге. Так стремительно и беззвучно, будто скачут не по земле. Джер скрестил суеверно пальцы, Элура подняла самострел. Если он пронесется мимо…

Он не пронесся мимо. Рунг и всадник замерли на скаку — мчались и словно окаменели, и теперь он смотрит на нее, черный в ласковом розовом свете.

— Ты — леди Элура, дочь Родрика Штурмана?

— А ты Черный всадник?

— Мое имя Ортан, — сказал он спокойно, и она опустила свой самострел. Опустила, но не убрала палец со спуска. И сказала — приветливо и дружелюбно:

— Я знаю о тебе от отца, но нам не приходилось встречаться.

— Гора Дорна, — ответил он. — Двадцатое полное затмение.

И она выехала из тени.

— Ты быстро нас догнал.