— Ну и намолотил же! Слушать тошно!
— А глядеть, что делают с Квайром, не тошно? Десять лет Огил не думал о бунте — чего он достиг? Ремесла хиреют, торговля в упадке, народ обнищал. А теперь и война… Хватит! Надо спасать страну! Двести лет Квайр неплохо обходился без локихов, может, попробовать, как выйдет теперь?
— Да тише ты, сумасшедший, чего разорался! Ну и кипяток! Грех так говорить, парень. От бога власть, нельзя стране без владыки. Где нет господина — там разброд. Мигом все ваши калары передерутся!
— Что толку строить крыльцо раньше дома? — сказал я, остывая. — Это только мои мысли, биил Тубар, а как будет, не мне решать.
— И слава богу! Эк, напорол — слушать боязно! Ладно, ты не говорил — я не слыхал. Люблю храбрецов, давняя моя беда. Что все владыки из одного теста, а тесто то черт месил, я и сам знаю. Но без господина нельзя! Помни мое слово: с купчишками Господин Лагара говорить не станет. А что до другого прочего… Вояк ваших бил и бить буду, ежели не будет честный мир предложен, Лагар на него согласится.
— А Кеват?
Тубар подмигнул мне.
— Ежели время не упустите, так кеватского посланника к весне в Лагаре не будет.
— Не упустим. Храни вас бог, благородный тавел!
Так и не научился ориентироваться в лесу. Только к вечеру понял, что мы едем не в нашу избушку, а на хутор, где была основная база Баруфа. Легендарное место: как поведал Эргис, здесь когда — то жила злая колдунья, сгубившая уйму народу. Десять лет никто не смел подходит к дому, пока Баруф не набрел на него. Говорили, что призрак колдуньи все еще бродит вокруг и губит всякого, кто окажется слишком близко. Баруф почему — то не испугался. Он провел в доме три ночи и расколдовал его, чем снискал почтенье крестьян целого края. Но дурная слава осталась — и это было неплохо.
Хутор встретил нас запахом дыма и дразнящим запахом мяса. Невидимые часовые птичьим криком известили о нашем приезде, и Баруф вышел нас встречать.
Что — то он был не в своей тарелке: к ужину не притронулся — сидел, зябко кутаясь в меховую одежду, а потом сразу увел меня к себе в боковушку.
— Как съездили?
— Ничего, — ответил я равнодушно. — Замерз, как собака.
— А тавел?
— Чудный дед. К весне собирается быть в Квайре.
Обычная наша игра: я должен его подразнить. Потребность в компенсации? Желание хоть как — то уравняться? Не знаю. Знаю только, что Баруфу эти стычки бывают иногда нужнее, чем мне. Но не теперь. Он лишь кивнул устало и тяжело уселся на постель. Вот тут — то только я заметил, что у него горит лицо и губы запеклись.
— Ты что, болен?
— Есть немного. Ничего, Тилам. Я уже принял риаг. Рассказывай.
— Черта с два! Ложись, а то рта не раскрою!
Он поглядел, увидел, что я не шучу, и забрался под одеяло.
— Может, отложим?
Баруф покачал головой, и я стал рассказывать уже не ломаясь. Я говорил, а он слушал, не отводя глаз и почти не мигая, и когда я закончил, он долго молчал, все глядел и глядел, словно чего — то еще ожидал от меня.
— Ты что, недоволен?
— Почему? Это больше, чем я ожидал. Старику понравилось твое нахальство.
Я решил смолчать. Поскорее разделся и юркнул под одеяло. Прошлую ночь я почти не спал: опять меня навестил старинный кошмар — взрыв установки Балса в Кига — проснулся в холодном поту и промаялся до утра. Думал, что сразу засну, но почему — то не спалось — может быть, меня просто тревожило больное дыхание Баруфа? Очень хотелось спросить, как он и что с ним такое — только ведь он не ответит. Глянет — и промолчит. Это он оч — чень умеет. И я спросил о другом:
— Баруф, а тебе не хочется хоть что — то о себе рассказать? Я ведь о тебе ничего не знаю.
— Тебя это задевает?
— Да. Нас здесь только двое. Если уж верить…
— Я верю, Тилам. Просто есть воспоминания… лучше бы их не трогать. Я родился в Аразе. В трущобах. Мне было одиннадцать лет, когда дядя меня забрал. — Он замолчал, долго молчал, а потом сказал глухо: — Нет. Не могу. Прости, Тилам. Когда дядя взял меня к себе… я сначала прятался на ночь… не верил, что добро можно делать просто так. А потом… Нет, до самого Сэдгара ничего интересного.
— А твои родители?
— Не знаю. Никогда не пытался о них узнать. Все равно не смог бы помочь. — Он опять молчал, и у него хрипело в груди. — Я устал, Тилам. Давай спать.
Я усмехнулся в темноте: заснешь ты теперь!
И он заговорил:
— Наверное, ты не поймешь. Араз — это как клеймо на душе. Кем бы я ни стал… оно во мне сидит. И когда я дерусь за будущее — это должно быть будущее без Араза. Понимаешь? Будущее, в котором не может быть меня.
— А меня?
— Тебя это тревожит?
— Еще как! Представь: началась заварушка, в ней прикончили одного из Бэрсаров. Я ведь даже не знаю, который из местных Бэрсаров приходится мне предком. Результат: известный тебе Тилам Бэрсар не появится на свет, не наделает глупостей и не изобретет машину времени. Как тебе такой вариант?
— Никак. Я уверен, что исторические процессы, если они уже начались, необратимы. Здесь мы с тобой принадлежим только Квайру.
— А я вот не уверен. Ладно, проверим «парадокс дедушки».
— Что?
— А, старая шутка. Суть в том, что некто отправляется в прошлое и убивает своего дедушку накануне свадьбы.
— А потом?
— Проверю на своей шкуре.
— Мне нравится твой оптимизм.
— Знаешь, Баруф, я очень пугаюсь, когда ты начинаешь меня хвалить. Что у тебя на уме?
Он тихо засмеялся:
— Угадал, как всегда. Есть неприятный разговор. Правда, я хотел завтра.