Он протянул руку и приглушил звук. Наверное, не он один. Наверное, миллионы одиноких людей, запертых в миллионах одинаковых квартир одинаковым жестом протянули руку и приглушили звук. А потом мы сделаем громче, чтобы послушать новости. А потом мы будем смотреть фильм. А потом мы уляжемся спать, и кого — то убьют, а кто — то умрет сам, а те, что переживут ночь, с утра выплеснутся на улицы, чтобы вечером вернуться в одинаковые коробки квартир и одинаковым жестом засветить экран.
Он встряхнул головой, отгоняя дурацкую мысль. Эдак свихнешься от безделья! Ну, что там у меня? Связи Валара. Начальничек, сукин сын! Два дня телился, а всего улова приютский воспитатель, пара преподавателей из Хафти да еще космач, проездом. Вот им и займусь. С Валаром летал раза три, вряд ли что знает, а все — таки…
Он сделал громче, потому что уже шли новости. Дешевая распродажа, авария на скоростном шоссе… Ого! Убийство на Сеп. Влен Кас, директор банка, его секретарь и двое телохранителей. Расстреляны из встречной машины. Значит, уже получил свое? Быстро они его.
Он подумал, что дело навесят на отдел, и хмуро покачал головой. Тухлая штука. Не копать нельзя и выкопать не позволят. Надо будет позвонить, чтоб не рыпались, а то свидетелей начнут убирать.
Ненависть — привычная, застарелая, бессильная поднялась в нем, и он привычно ее придавил.
Тебе — то что за печаль? Пусть себе «Колечко» своих прибирает, мне меньше останется…
Нир Банел, 41 год, холост, бортинженер, последнее место службы корабль «Призрак» «Транспортной компании» Крегана, проездом. Остановился в одной из дрянных припортовых гостиниц, где Хэлан уже побывал.
Нир Банел был молодец хоть куда: высок, плечист, лицо темное, жесткое, с тяжеленной челюстью. Только глаза подкачали: маловаты для такого лица и засели так глубоко, что цвет не разобрать.
— Полиция, — бросил Хэлан. — Отдел по расследованию убийств.
Банел не ответил: нависал угрюмой глыбой, и в лице его было что — то такое, что недобрая радость шевельнулась внутри.
Если он только… измордую! Руки чешутся кого — то отлупить!
Тот почуял: приглашающе мотнул головой, пошел и сел на кровать. Хэлан устроился на единственном стуле.
— Ну, — сказал, наконец, Банел.
— Знаете о «Звезде Надежды»?
— А вы? — Хриплый голос, тяжелый, а что — то эдакое проскальзывает. Из тех времен, когда был Нир Банел офицером Корпуса Космических разведчиков.
— Спрашиваю я, — напомнил Хэлан.
— А вы не спрашивайте! Кому и знать…
— Смотря что.
Банел чуть шевельнул тяжелыми плечами, и такая издевательская стала у него ухмылка!
— Стоило бы докопаться, а?
— На здоровье. Меня на «Звезде» не было.
— С Тгилом летали?
— А я со всеми летал. Нас, подонков, не спрашивают. Книжку в контору, талон в зубы — и валяй.
— Так вы же не подонок, Нир. Подонок сто монет ради больной матери не выкинет.
— А это, шпик, не твое дело!
— Не мое. Мое дело — «Звезда», да еще Тгил с Валаром.
— Что, не по зубам?
— Да нет, — сказал Хэлан, — наверное, по зубам. Просто за ними не один я бегаю. Ты давай, Нир, думай. Этим парням не полиции бояться надо. Ну, там с политической могли не поладить, но чтоб уголовка…
Нир как — то сразу весь подобрался, ушла издевательская ухмылочка, и опять в нем проглянуло что — то такое… интеллигентное.
— Думаете, что поверю?
— Ваше дело. К вам — то у меня ничего нет.
— Ну да! А вот если я вас пошлю…
— Уйду, — ответил Хэлан спокойно. — Не я, а вы пожалеете. Вроде у жестяночников не заведено своих бросать.
— Знаете, куда ткнуть! Ну? Чего вам от меня надо?
— Да так, пару вопросов.
— Ну?
— Летали с Майхом?
— Раз пять.
— Что он за человек?
— Человек. Две руки, две ноги и голова. Руки что надо, а голова еще лучше.
— А все — таки?
— Товарищ, каких поискать. С таким и жить веселее, и помирать не страшно.
— А без него что, боитесь?
— Слышь, шпик, не наглей! Не тронь, чего не поймешь. Знаешь, что такое ад? Они, жестяночки наши родимые. Век бы их не видать, подлюк! Летишь — а она разваливается… одно, другое, десятое… хочешь жить вкалывай! По двадцать часов… Брякнешься тут же мордой в грязь… а тебя ногами в бок: опять защиту пробило. Считай, без малого труп… за эту самую малость и дерешься. Добрался до порта — и в кабак. Сперва пьешь, чтоб рейс забыть, потом, чтоб забыть, что человеком был, потом… потом просто пьешь. А потом с битой мордой и пустым карманом опять к Лобру и Юсо, к Крегану, к Свану — один черт!
Так вот, я сам не хотел с Тгилом летать! Каково мне с ним… знать, что он того же хлебнул, да он — то человек, а я скот! А с Майхом — всякий человек. Последнюю рубаху тебе отдаст, да еще извинится, что больше дать нечего!
— Нир, а у Майха есть деньги?
— Откуда? Те же гроши получал, что и мы.
— А у Тгила?
— Могли быть. Ему капитанские прибавки шли, премии за экономию горючего. Нет, он не жмот. Это у него в крови: чтоб красиво было. Чтоб корабль, как балерина ходил, а красивый маневр — он всегда экономнее.
— Он много тратил?
— Меньше меня. Не пьет.
— Нир, а вот скажите… если что, Тгил Майху свои деньги доверит?
— Он ему душу отдаст, не то что деньги!
И опять он шел по улице неизвестно куда просто потому, что некуда было идти. День был на полном ходу: текли стремительные потоки улиц, бились в стеклянные берега домов, и все улицы были похожи друг на друга, и у каждой было свое нутро, и Хэлан знал лицо и нутро каждой из улиц.
Это был его город: гуляка, работник, убийца, скопище одиноких людей единственное место в Мире, где он мог и хотел жить.